Ознакомительная версия.
– Сегодня никакого кофе, Милда, – говорит Фира, так звонко, что ее слышат не только знакомая бариста, посетители кафе и прохожие, но и жильцы всех домов этого квартала, включая сидящих за закрытыми окнами. – Никакого кофе, детка, – повторяет она. – Мне сегодня надо уснуть пораньше. Поэтому пусть будет это ваше нелепое розовое ситро, давно хотела его попробовать. И гони меня отсюда прочь, это место полно демонических соблазнов, а я слаба.
Бариста Милда улыбается и ставит перед Фирой бутылку ревеневого лимонада. И стеклянный стакан.
Фира сидит под полосатым тентом, летнее кафе на центральной улице города – отличное место, чтобы достать из небрежно брошенной на липкий от пролитого за день кофе пластиковый стол шикарной шанелевской сумки старый, обмотанный цветной изолентой телефон, нажать нужную кнопку и говорить – громко, звонко, на радость всем любопытным кумушкам города: «Любовь моя, прости, я сегодня ночую дома. Да, я тоже не в восторге от этой идеи, но ничего не поделаешь, так надо. Не грусти, наверстаем. Какие наши годы, слышишь? Эй!»
Можно было бы позвонить, не выходя из машины, или позже, из дома, но вести телефонные разговоры Фира предпочитает на публике. Она любит привлекать к себе внимание. Внимание дает ей силу, поэтому после самого тяжелого концерта Фира готова перевернуть мир, а потом до утра прыгать козой, такое уж у нее устройство. Но концерты бывают не каждый день. А сила нужна вот прямо сейчас. То есть, конечно, вообще всегда, но нынче вечером – особенно.
«Ничего-ничего, – думает Фира, с удовольствием вертя в руках свой ужасающий телефон, – я сейчас еще домой поеду под «Полет валькирий». То-то будет веселье!»
В дом Фира входит, пританцовывая от нетерпения. И сразу, не раздеваясь, даже не смыв косметику, падает на кровать.
* * *
– Сегодня никак не получается, – говорит Нериюс. – Дела накопились, а с вами я, сама знаешь, много не наработаю. Какой дурак станет работать, когда так хорошо?
И чувствует, как Индре улыбается – там, у себя, почти в сотне километров отсюда, на берегу озера, или на новенькой, только что достроенной веранде, или в прохладной полутьме деревянного дома, смотря где ее застал звонок. И Мета, зажмурившись от восторга, раскачивается на качелях – выше, еще выше, вот так! И обалдевший от простора и обилия запахов Рукас носится по двору, мотая хвостом. Wish you were here, – как бы говорят ему эти прекрасные видения, все трое, дружным хором. Эх, еще бы. Я бы и сам хотел.
– Приеду завтра после обеда, – говорит Нериюс. – Обидно, но ничего не попишешь, есть такое неприятное слово «надо». И другое, совсем противное: форс-мажор.
Закончив разговор, Нериюс поднимается в свой кабинет, ложится на диван, очень узкий и жесткий, самому удивительно, как удается на нем заснуть. Однако факт остается фактом, не просто удается, а спится гораздо лучше и крепче, чем где бы то ни было. Хотя, если подумать, все самое страшное, что довелось пережить, случалось с ним именно здесь. Удивительно все-таки устроен человек.
* * *
– Завтра же ее заберу, – говорит Арина.
Серая кошка Сигрюн, получившая имя в честь одной из валькирий, вальяжно разгуливает по подоконнику. Здесь она чувствует себя как дома, давно привыкла, непоседливая хозяйка часто куда-нибудь уезжает и оставляет ее у сына, который души в этой кошке не чает, хоть силой у родной матери отнимай.
– Завтра? – переспрашивает Лукас. – А ей не будет вредно?..
Арина, наскоро сочинившая более-менее убедительную историю о травле насекомых, нетерпеливо машет рукой.
– Да не вредно, совсем не вредно! Это такой прекрасный яд нового поколения, действует всего четыре часа. А потом – все, хоть полы вылизывай, ничего не сделается. Я бы ее прямо сегодня забрала, но не будить же тебя среди ночи.
Ужасно трудно все-таки врать. Одна ложь тянет за собой другую, обе хором требуют уточнений, и поди еще все это запомни, не перепутай, не забудь хотя бы до завтра, а лучше – вообще никогда. Глупо получится, если через неделю заботливый сын поинтересуется: «Ну и как там ваши тараканы, не восстали из мертвых?» – а ты, как последняя дура брякнешь: «Какие еще тараканы, у нас дома их отродясь не водилось».
Будь моя воля, – думает Арина, – ни за что бы не стала врать. Но не говорить же ему: «Я боюсь, что кошка невовремя меня разбудит, а еще больше – что она нечаянно увидит мой сон. Потому что я совсем не уверена, что смогу ее защитить». Вряд ли Лукас вот так сразу потащит непутевую мать к психиатру, но покой утратит надолго. Сама бы на его месте утратила, факт.
Доехав до дома, Арина обнаруживает в телефоне целых три смс: «Ты только за порог, а кое-кто сразу к холодильнику», «Ест курицу», «Извини, ошибся. Не ест, а жрет».
Хорошо, что Лукас так любит Сигрюн, – думает она. – Если вдруг что, эти двое будут друг у друга, а значит точно не пропадут. Чего ж мне еще.
* * *
– Хуже всего, – говорит Таня, – что когда приходят эти… любители сладких снов, мы сразу оказываемся не у дел, и весь личный состав Городской Граничной полиции до утра шарится по городу, попутно истребляя гигалитры кофе – не присаживаясь, на ходу, чтобы, не дай бог, не задремать. Потому что наши чудесные гости жрут только нормальные человеческие сны. А от наших шарахаются, как черт от ладана. Вот так и узнаешь удивительные новости о себе: оказывается, мы уже в недостаточной степени люди. С точки зрения авторитетных экспертов, черт бы их побрал. Впрочем, на кой ему такое добро.
– Как они на самом деле называются? – переспрашивает Таня. – А никак. И смотри, не вздумай сочинить им какое-нибудь остроумное прозвище. Не дай бог, получится метко, сядет, как влитое, прилипнет намертво, станет именем, а это нельзя! Очень важно, чтобы они и дальше никак не назывались. Стефан говорит, дать имя чудовищу – все равно что подарить ему дополнительную силу. Это правило работает не всегда, но лучше не рисковать. Им и так слишком привольно у нас живется. По крайней мере, пока.
– Хуже всего, – говорит Альгирдас, – когда единственный способ помочь делу – стоять в стороне и ждать, чем закончится. Если хоть один из наших сегодня заснет, эти твари могут переполошиться и разбежаться. Но могут и не разбежаться, никогда заранее не знаешь, что на этот раз окажется сильней: их голод, или их страх. И далеко они, в любом случае, не убегут, просто переползут в чей-нибудь сон по соседству, где нас совершенно точно нет. И гоняйся потом за ними, как пес за кроликами. Увлекательно, кто бы спорил, да толку чуть.
– Нет, – говорит Альгирдас, – мы не можем находиться сразу везде. А то давным-давно выставили бы стражу и навсегда забыли бы о проблемах с незваными гостями. Но всех городских снов за один присест не увидишь, хоть тресни. Нет, никто так не может, не только мы с тобой. Новичков учат совмещать два сновидения – свое и напарника, потом добавляют третье, условно говоря, подозреваемого или пострадавшего, и вперед, с этим навыком уже можно начинать работать. С опытом приходит умение объединять в своем сознании несколько десятков сновидений, у больших мастеров счет идет на сотни, но в нашем городе живет полмиллиона человек, это все-таки слишком много. За всеми спящими одновременно не уследишь. А значит, этим тварям всегда будет, где спрятаться, и чем там поживиться. Удивительно ловкая, ушлая, живучая дрянь.
Ознакомительная версия.
